08.08.2009 в 00:05
Пишет [J]Милорд_Фортунат[/J]:А в город городов вошел крамольный август,
Молчит на мостовой приблудная пора.
Бог приберет старух. Детей доставит аист.
Других – под барабан прогонят со двора.
Тысячеградье всех бездомных примет в долю,
И недостатка нет ни в крове, ни в гробах.
А в парке пара спит. От выдоха до вдоха.
Венчается раба… Согласна ли раба?
С балкона на втором, два ангела следили
Вполпьяна, как смеясь в предутреннем бреду,
Узорные мосты любовники сводили
С ума. Грех малых сих не подлежит суду.
Их город погребет задаром, за «спасибо»,
Отпишет им слезу из общего котла.
Две тени на стене – куда там Хиросиме.
Два пепла, два пятна, влюбленные дотла.
Достались костыли. Не поплясать на свадьбе
Воскресных куполов и нищеты босой,
Речной трамвайчик-брат уткнулся носом в сваи,
Ресницы мне спалит приморских сосен соль.
Ты – Город, суд всему. В делах подлунных дока.
Я залюбил тебя. Навек в крови лобок.
Мой каменный дружок. Мой вечный добрый доктор.
На площадях твоих безлюдная любовь.
А мой короткий век испробован и пропит,
И взялся меж колен холодный зной плутать.
Могила заперта. И ропота Европы
Не слышно за окном. Так пала немота.
Все выселены. Хлам. Что город дашь нам днесь?
Мой дом, который там. Мой призрак заоконный.
Истлевший веер. Пыль. И вереница комнат,
Все глуше голосок: «Я здесь. Жива. Я здесь.»
Служебный храм для всех смиренно двери отпер,
И, кляузами сыт до крышки гробовой
В казенном холодке скучает мыльный опер,
Вприкуску пьет чаек из кружки гербовой.
На Бога не ропщу. Не каждого спасает.
Так не прости и мне моей унылой лжи.
А в Крепости – обед. И комендант-красавец
На ситник поцелуй трофейный положил.
В галерных временах мой ветер Северьянный,
Прокуренный дозор у дряхлого стола,
Ты город, как и я, бездетен. Безызъянен
И под дождем стоишь, в чем мамка родила.
И все же не предам я крыш твоих лебяжьих,
Я – плоть от камня. Знай. И верить мне легко.
Ты город все поймешь. И воедино свяжешь
Книг медленных поток и бледных облаков.
Молчит на мостовой приблудная пора.
Бог приберет старух. Детей доставит аист.
Других – под барабан прогонят со двора.
Тысячеградье всех бездомных примет в долю,
И недостатка нет ни в крове, ни в гробах.
А в парке пара спит. От выдоха до вдоха.
Венчается раба… Согласна ли раба?
С балкона на втором, два ангела следили
Вполпьяна, как смеясь в предутреннем бреду,
Узорные мосты любовники сводили
С ума. Грех малых сих не подлежит суду.
Их город погребет задаром, за «спасибо»,
Отпишет им слезу из общего котла.
Две тени на стене – куда там Хиросиме.
Два пепла, два пятна, влюбленные дотла.
Достались костыли. Не поплясать на свадьбе
Воскресных куполов и нищеты босой,
Речной трамвайчик-брат уткнулся носом в сваи,
Ресницы мне спалит приморских сосен соль.
Ты – Город, суд всему. В делах подлунных дока.
Я залюбил тебя. Навек в крови лобок.
Мой каменный дружок. Мой вечный добрый доктор.
На площадях твоих безлюдная любовь.
А мой короткий век испробован и пропит,
И взялся меж колен холодный зной плутать.
Могила заперта. И ропота Европы
Не слышно за окном. Так пала немота.
Все выселены. Хлам. Что город дашь нам днесь?
Мой дом, который там. Мой призрак заоконный.
Истлевший веер. Пыль. И вереница комнат,
Все глуше голосок: «Я здесь. Жива. Я здесь.»
Служебный храм для всех смиренно двери отпер,
И, кляузами сыт до крышки гробовой
В казенном холодке скучает мыльный опер,
Вприкуску пьет чаек из кружки гербовой.
На Бога не ропщу. Не каждого спасает.
Так не прости и мне моей унылой лжи.
А в Крепости – обед. И комендант-красавец
На ситник поцелуй трофейный положил.
В галерных временах мой ветер Северьянный,
Прокуренный дозор у дряхлого стола,
Ты город, как и я, бездетен. Безызъянен
И под дождем стоишь, в чем мамка родила.
И все же не предам я крыш твоих лебяжьих,
Я – плоть от камня. Знай. И верить мне легко.
Ты город все поймешь. И воедино свяжешь
Книг медленных поток и бледных облаков.